Фото БелТА
В пятницу Лукашенко собрал беларуских ученых на большое совещание, чтобы спросить с них за прорывные открытия. Что характерно, уже не первый спрашивает. Прорывных открытий Лукашенко требует от науки уже давно, но наука не отвечает ему взаимностью. И, как показывает мировая практика, не ответит. Потому что наука – дорогое удовольствие. А прорывных открытий за три копейки не бывает. Но зато Лукашенко объяснил, с кого ученым надо брать. Ведь если ученые такие умные, то почему они строем не ходят?
Совещание Лукашенко начал с самого важного. То есть, с финансирования научных разработок. И, чтобы у собравшихся ученых не было в этой жизни иллюзий сразу объяснил, что деньги – не главное.
«Статус (ученого) — не зарплата и деньги. Поэтому статус ученого ищите в себе», — сказал Лукашенко.
То есть, денег нет, но вы держитесь. Потому что прорывные технологии стране нужны, но деньги Лукашенко еще нужнее. Поэтому если среди беларуских ученых случатся вдруг какие-нибудь прорывные технологии, то им, так и быть, Лукашенко какие-нибудь денег заплатит.
«Встанете и скажете — кому не заплатили за великие открытия. Если такие есть — сразу примем решения!», — пообещал он.
В общем, прорывные технологии утром – деньги вечером, прорывные технологии вечером – деньги утром. Сначала открытие – потом финансирование. Можно сказать, практически рыночная схема. В смысле – базарная. То есть, соответствующая лукашенковскому пониманию рыночных отношений. Дайте мне сначала пощупать руками, а то зачем я буду неизвестно за что платить.
То есть, исключительно практический подход. Жалко только, что он не работает. По крайней мере, в науке. Современная наука – дорогое удовольствие. Мировой рост затрат на науку сильно опережает рост мировой экономики. С 2000 года в Китае расходы на научные исследование выросли в двадцать раз. В Европе и США увеличились в три раза.
Так что никакой Кулибин никаких великих открытий у себя в гараже не сделает. Для великих открытий нужно дорогое оборудование. Ну и немножко заплатить самому Кулибину.
«На финансирование научных исследований тратится много государственных средств, а должной отдачи мы не видим», — жаловался Лукашенко в августе этого года.
На то, что он тратит на науку много денег, а наука не отвечает взаимностью Лукашенко жалуется регулярно. И, конечно, врет. По крайней мере, про много денег.
В Беларуси расходы на науку составляют 0,6% от ВВП. В США на нее тратят 3,5%. Китай тратит 2,5%. Не говоря уже про Израиль. В Израиле доля расходов на науку составляет уже около 6% от ВВП.
Даже у беларуских соседей, разрухой у которых гордится беларуская пропаганда, с расходами на науку все гораздо лучше чем у нас. В Польше расходы на науку составляют 1,5% ВВП. В Литве – 1,1%. И даже в России – 0,9. Хуже всего дела обстоят в Латвии. Но даже там расходы на науку составляют 0,8% от ВВП. Вот разве, что по сравнению с Украиной беларуским властям есть чем гордится. В воюющей Украине расходы на науку составляют 0,23% ВВП.
Но это все относительные цифры. Потому что в абсолютных цифрах лучше вообще не сравнивать. Расходы на одного ученого в США составляют 400 тысяч долларов в год. В России – 90 тысяч. В Беларуси на ученого в среднем приходится 20 тысяч долларов.
Но дело, конечно, не только в деньгах. Потому что в расходах на науку важно не только то, сколько денег вы тратите. Важно, куда и как конкретно вы их тратите. В странах, которые могут похвастаться научными достижениями, вроде США, Китая и Израиля, львиная доля средств тратится именно на научные исследования.
В Беларуси половина выделяемых на науку денег идет на закупки оборудования. Непосредственно на исследования и ученых тратится меньше 20% всех средств. Так что неудивительно, что по сравнению с коллегами беларуским ученым похвастаться особо нечем.
Потому что управление и финансирование беларуской науки осуществляется по самым передовым советским технологиям. А как показывают практики, в современном мире более эффективен другой подход. Когда большую часть научных исследований финансируется не за государственные, а за частные деньги.
В США частный бизнес финансирует 66% научных исследований, в Южной Корее – 76%, в коммунистическом Китае – 77%. Даже в России на долю частного бизнеса приходится 33% финансирования научных исследований.
В 2022 году общие расходы американских компаний на науку составили больше 500 миллиардов евро. Расходы китайских компаний составили 222 миллиарда евро. Компания Huawei, например, потратила 21 миллиард, Volkswagen – 19 миллиардов.
Данных о доле расходов на науку беларуского частного бизнеса найти не получилось. Наверняка она где есть. Но, видимо, слишком мала, чтобы ее можно было рассмотреть невооруженным глазом.
И тут смысл даже не в том, что частный бизнес почти всегда эффективнее государственного. Смысл в том, что, когда финансирование идет из разных источников, науке не нужно подстраиваться под представления о прекрасном одного человека. Особенно, когда у этого человека представления о прорывных исследованиях несколько своеобразны.
«Завывание и теоретизирование на фундаментальной основе здесь не пройдет. Сегодня не только стратегия (мы ее определили, она понятна), сегодня очень важна тактика», — сказал Лукашенко.
И в качестве примера прорывных открытий назвал автоматизированный доильный аппарат, в котором очень нуждается отечественное сельское хозяйство.
Но главное, что беларуским ученым теперь есть с кого брать пример. Лукашенко им это очень четко объяснил. Вот у беларуских силовиков со статусом раньше тоже проблемы были. Но потом случился 2020-й год и силовики, в отличие от многих ученых, сделали статусный выбор.
«Они тем самым подняли свой статус на высочайший уровень. Может, то время не пришло, может, «2020-й год» для ученых не наступил, когда вы статус свой поднимете», — сказал Лукашенко.
А по статусу и оплата. Доля расходов на силовые структуры в Беларуси в четыре раза выше, чем доля расходов на науку. Так что те, кто умеет махать дубинками, современному беларускому государству гораздо дороже, чем те, кто умеет делать прорывные открытия. Как раз в четыре раза дороже.
Неудивительно, что с дубинками в стране все хорошо, а с прорывными открытиями — не очень. С доильным аппаратом беларуская наука может и справится, а вот с чем-нибудь посложнее — уже вряд ли. Тут систему надо менять.
