Фото: Onliner.by
Чему должна учить современная школа, хорошо ли учат в Беларуси, кому и для чего нужны оценки, и как система воспитывает пассивных людей, не готовых брать ответственность за результат — об этом соосновательница школы Stembridge Наталья Искорцева рассказала в эфире «Еврорадио», проводящего совместно с Банком Идей цикл передач о том, какой будет Беларусь в 2030 году.
Школа должна выполнять общественный заказ, отметила эксперт. При этом в Беларуси, к сожалению, она выполняет не общественный заказ. И даже не государственный заказ. Чей? Вопрос на додумывание.
«Школа — это формирование такого того самого ядра, которое потом будет кормить тех, кто сейчас как будто бы думает о том, какой этот общественный заказ нужно формировать», — отмечает Наталья Искорцева.
И здесь нельзя мыслить только в рамках национальной стратегии. «Говоря о том, какое образование нужно, кого растить в школе, конечно, нужно говорить про про мир в целом». Есть международные институты, делающие исследования, показывающие тренды и говорящие о том, что есть сейчас, что будет, если ничего не делать или что будет, если делать А, В, С. Так что смотреть надо на тренды, на аналитику, исследования PISA, TALIS, независимых общественных организаций.
«Из очевидного: еще в 2018-м году на конференции Европейского тренингового фонда, где было там 50 стран, чиновники уровня министров, замминистров и где ключевым вопросом было «чему учить детей сегодня, чтобы они были готовы к миру завтра», лейтмотив был один. Это гибкость. Мир очень быстро меняется. Мы готовим детей к жизни в мире, о котором ничего не знаем. И поэтому нужно учить детей быстро адаптироваться к меняющимся условиям, уметь анализировать и видеть, что происходит вокруг».
А в последнее время эта гибкость разворачивается в сторону того, для чего есть английское слово resilience. Это гибкость плюс адаптивность. Плюс умение продолжать идти вперёд, держа фокус на том, что важно. На главном, на ценностях, на на смыслах. И при этом адаптироваться под меняющиеся обстоятельства. Как вода течёт на камень.
«Resilience» часто переводят как «устойчивость». Но просто устойчивость — это когда ты встал на ноги и стоишь. “А какая может быть устойчивость, когда волна качает тебя? Когда ветер дует? И если при этом ты видишь цель, понимаешь, куда идёшь, ты устойчив. А путь может быть разный. Главное, что есть цель и стоящие за этой целью ценности, та основа, на которую, собственно, надо ориентироваться.
И это я подвожу к третьему составляющему. Это общеечеловеческие ценности, то, что должно лежать в основе образования», — отмечает Наталья Искорцева.
К сожалению, если мы говорим про Беларусь, выбора нет. Есть школа, созданная по единому образу и подобию. И ни родители, ни учителя не могут повлиять на то, что там происходит.
«Но здесь начинается самое интересное. Не школой единой. То есть если мы говорим о том, как можно повлиять на школы, ответ — никак. Если мы говорим о том, как можно повлиять на среду формирования детей, то школа в Беларуси не решает всего», — аргументирует эксперт.
Школа не занимается развитием, школа не занимается образованием в полноценном смысле. Есть образование для того, чтобы знать. Это школа закрывает. Есть образование, чтобы делать. Здесь чуть-чуть закрывает. Но еще надо учить, чтобы жить вместе, чтобы взаимодействовать в этом обществе, чтобы понимать, кто ты есть в этом обществе, что это вообще за общество. Кажется, вот этого компонента школа вообще не касается, считает Искорцева.
«И есть ещё один уровень — это учить или образовывать, чтобы быть. Это про рефлексивность, про самоопределение, про профориентацию. Этого вообще нет в школе. Поэтому родители могут фокусироваться на том, чего школа не закрывает. Слава богу, есть кружки, никто ещё не отменял репетиторов. И, собственно, литература, фильмы вместе смотреть и даже в компьютерные игры вместе играть. Это тоже может быть тем полем, где можно продолжать давать детям возможность для развития».
В Беларуси частный бизнес стал той основой, на которой выросло на наших глазах новое поколение, не советское, инициативное, без выученной беспомощности. В середине 2010-ых началось очень активное развитие частного образования, появлялись новые школы, обсуждалось создание IT-университета. Казалось, вот-вот Беларусь пойдёт каким-то другим путём, причем совершенно естественным, эволюционным образом. В 2018-м и Наталья Искорцева с партнерами запустила в Минску школу Stembridge.
«В 90-ые это происходило в России: был бум авторских школ, авторских методик. А государство при этом тихонечко стояло в стороне и наблюдало, что у них там получается интересненького. И то, что
получается, подгребало, внедряло в свои школы. Собственно, российское образование как минимум на шаг, а то и на несколько шагов было всегда впереди белорусского образования. Возможно, благодаря вот этому. Меня эта история всегда вдохновляла, и я думала: «Ну вот же ж и мы такое можем сделать»» , — рассказывает Искорцева.
И когда в Беларуси начали множиться частные школы, казалось, что нужно государству просто постоять в сторонке, не мешать и посмотреть, как без его денег, без его ресурса, без ничего рождаются ответы на все те вызовы, которые внутри общества, внутри системы уже назрели.
«И действительно, я не то чтобы галлюцинировала, я надеялась, верила, что мы большую пользу приносим государству. Что мы на блюдичке с голубой каёмочкой принесём и скажем: «Вот, пожалуйста, просто возьмите и делайте правильно. Мы уже всё апробировали, мы свои шишки уже набили. Вы шишки не набивайте, а просто возьмите уже конфетку. Поэтому, может быть, отчасти и было так больно, когда оказалось, что всё это никому не нужно».
И тут мы возвращаемся к общественному запросу. Потому что, конечно, все эти школы появлялись в ответ на общественный запрос. «Они были этим мостиком локальной Беларуси с глобальным миром, при этом делая так, чтобы дети любили свою Беларусь, интересовались своей Беларусью, хотели оставаться в своей Беларуси. Я помню, когда взяла в руки исследование, кажется, 2016-го года по социальным трендам в Беларуси. Меня прямо поразило, что 50% молодёжи, детей, которые учатся в старших классах школы, не видели своего будущего в Беларуси. А я патриоткой всегда была. Это для меня был осознанный вызов (улыбается). Я всегда делала выбор в пользу жизни в Беларуси. Имея западное образование, я вернулась: я же здесь родилась, я хочу здесь быть нужной, полезной, что-то создавать для своего народа».
Люди, которые учились на Западе, не спешили возвращаться. В Беларуси они не чувствовали своей применимости, своей способности, возможности на что-то повлиять. «От этого было ужасно грустно, — вспоминает Искорцева. — И эти школы, которые рождались, были в том числе нацелены на то, чтобы развернуть эту тенденцию, чтобы дети любили свой язык, страну, историю, культуру, своё микросообщество, которое вокруг дома, вокруг школы развивается. Чтобы они хотели что-то делать в этом окружении, а не смотреть за кордон.
Абсолютно нельзя заставить любить. Насильно мил не будешь. Но можно влюбить, можно вдохновить. Это делается через личный пример, через глубокое погружение, через мотивацию, через какие-то струночки, которые затрагиваются через то, что интересно. И когда ты понимаешь, для чего это нужно».
«А еще один кит мотивации — это когда тебе важно с этими людьми оставаться, оставаться здесь. То есть через людей зацепка, и она очень хорошо работает, например, в подростковый период, когда рвётся всё остальное», — добавляет эксперт.
Всего один раз Беларусь поучаствовала в международном тестировании PISA, в 2018-м году. Страна показала неплохие результаты, это отметили все. Но серьезного анализа со стороны госорганов не последовало. К примеру, лучшие результаты показали ученики гимназий и лицеев, которые к моменту публикации результатов были уже разрушены…
«Это очень правильная тема для рефлексии. Я тоже с огромным нетерпением ждала результаты PISA — удивлена результатами в том смысле, что они неожиданно хорошие, на первый взгляд оказались. Почему я говорю «на первый взгляд»? Потому что есть важные детали, которые вскрылись, если смотреть вглубь. И разрыв в уровне знаний — среди них. Беларусь оказалась внизу рейтинга всех участвующих стран в этом исследовании по равенству.
То есть те, кто имеет доступ к репетиторам, хорошим курсам, у кого образованные семьи и, соответственно, ценность образования, ценность знаний в семье высокая, те идут в лицеи и гимназии, и получают лучшее образование, чем те, у кого нет доступа к этим ресурсам».
И как будто бы из этого надо было сделать вывод на государственном уровне и подумать, как это равенство подтянуть. Но вышло наоборот. В сторону равенства-то поработали, только не так, как следовало, если говорить про стратегическую пользу для общества.
«А ещё меня сильно зацепило в этом исследовании то, что на поверхность ни в каких аналитиках не вышло вообще. Там есть вопрос, насколько вы верите, что ваши способности — это то, что дано вам от природы, и на это нельзя повлиять. Этот вопрос меряет у учеников growth mindset или fixed mindset. Где gross — это мышление развития, а fixed — это пессимистичное восприятие, убежденность, что я ни на что не могу повлиять.
Исполнители хорошие — это fixed mindset. А growth mindset — это предпринимательское мышление. Это упал, встал, пошёл дальше, опять упал. Ничего страшного — еще и с другого ракурса проблему увидел. Встал, пошёл дальше. Это любопытство, это открытие нового, это постановка гипотезы, проверка. Отвечали 14-15-летние дети, у которых должен бумировать growth mindset. Которые все могут, им все любопытно. И вот 50% беларуских школьников сказали: «Я ничего не могу изменить». Fixed. Точка. И если их 50% уже в 14 лет, то о каком вообще обществе, способном брать ответственность за то, что происходит, мы говорим?
Это, во-первых, страшно. Во-вторых, именно для этого нужны исследования: чтобы увидеть результат того, к чему приводит система. Это когда «четыре» в журнал или «два» в журнал — это в журнал. Точка. Ты ничего не можешь с этим сделать. Это когда учитель сказал, значит, это непреложная истина. Это когда исправленная ошибка — это ошибка. Твою же, ошибка!
И вот этот страх ошибки, на самом деле, это ключевое, что формирует эта система. С существующей нашей системой оценивания, это то, что ведёт к fixed mindset», — уверена Наталья Искорцева.
Оценка у нас часто — способ родителям и детям что-то показать, доказать. Это способ манипулировать и управлять детьми, их лояльностью. «У нас такая генерализация оценки происходит, причём с двух сторон, как со стороны родительской, так со стороны учительской. Это такой цикл, усиливающий обратную связь, что надо разрывать, если мы хотим здоровое общество».
Номер один — это статус учителя. Уже тысячи раз доказано, статус учителя равно качество образования.
«Все же знают про успех финской модели образования? А Финляндия взяла модель Швеции, где на пике был очень высокий статус учителей. А потом что-то начало происходить, и образование в Швеции стало стагнировать. Они сделали разные исследования и увидели один очень интересный график.
Когда зарплата учителей годами начала снижаться, а зарплата чиновников — повышаться, с ростом этого разрыва между зарплатой чиновников и зарплатой учителей почему-то стал падать уровень образования в стране».
Второе — бюрократизация. Учитель занимается не своим делом, не тем, ради которого он в школе должен находиться, а заполнением бумажек, отводом детей на линейки, сбором макулатуры и другими внешкольными активностями.
Третья большая проблема — это отсутствие разнообразия. Школа сейчас видит только один талант — это академическая успешность. А кроме академического таланта есть ещё масса других. И вот эти другие таланты, креативность, аналитические способности, спортивные достижения — школа их просто не видит. Поэтому, и это большой недостаток школьной системы, она не позволяет разным детям развиваться в равной степени.
Ещё один нарастающий тренд и большая проблема — это идеологизация. И милитаризация. «И тут такой трюк интересный получается. Школу раньше сравнивали с с фабрикой или с заводом. От звонка до звонка, конвейер какой-то, повторяемость операций. А в последнее время всё больше и больше я вижу аналогий с армией», — говорит Искорцева.
Из позитива можно отметить то, что учителя и вообще образование — это очень замкнутые национальные системы.
«То есть учителя, сформированные в Беларуси, не пригождаются как учителя больше ни в какой другой стране. И это не уникальность Беларуси, это общемировая ситуация. То есть учителя литовские не нужны в Польше, учителя польские не нужны в Германии.
Почему это хорошая новость? Потому что некуда им ехать. Поэтому остаются у нас учителя от Бога, остаются в профессии, несмотря ни на что, и учат детей, несмотря ни на какие обстоятельства, идеологизацию, бюрократизацию, все эти линейки, бумажки и прочее. И вокруг учителей формируются очаги здоровья. И выбирая школу, выбирать нужно не рейтинги, не близость к дому, а учителя», — резюмировала эксперт.
