Фото: пресс-служба "Газпрома"
Готовиться к прошедшей войне — это очень по-беларуски. Вот и «газовые войны» — конфликты с «Газпромом» на рубеже 2003-2004-го (тогда «Газпром» 1 января прекратил поставки газа) и 2006-2007-х годов (тогда цена выросла для Минска с с 46,68 долларов за тысячу кубов до 100 долларов) так впечатлили Александра Лукашенко, что он всерьез заволновался за энергетическую независимость. Шутка ли — вновь закрутит газовый монополист вентиль, и от беларуской стабильности ничего не останется. Да и от безопасности с независимостью тоже.
Проблема была очевидна, и решать ее можно было сложным и дорогим путем. Речь о снижении от зависимости от российского природного газа. Это путь, который сейчас проходит Евросоюз. Но Беларусь пошла своим путем — очень уж подвернулось выгодное предложение. Так в стране появилась АЭС. А недуг в виде энергетической зависимости было решено назвать доблестью.
Собственно, дьявол, как обычно, скрывался в деталях. Беларусь хотела снизить зависимость от российского газа, Беларусь снизила. А выросшая при этом общая зависимость от России — неприятный побочный эффект. Хотя и абсолютно предсказуемый.
Цена на газ с начала президентства Лукашенко оставалась главной головной болью. С далекого 1999 года, с подписанного в декабре Договора о создании Союзного государства, он мечтал о едином рынке энергоносителей и внутренних российских ценах на них для своих производителей.
В разные времена речь шла то о «братских» скидках, то о «равнодоходных» ценах. Проблемой Беларуси была даже не собственно цена. Скорее, ее драматическое различие с ценой для российских субъектов хозяйствования. Цена эта для предприятия в Беларуси и в Смоленской области отличалась обычно более чем вдвое. Соответственно, себестоимость российской продукции оказывалась ниже, а конкурентоспособность беларусов на ключевом рынке — хромала.
«Представьте, получив продукцию в Беларуси — картошку, помидоры в теплицах, тракторы, автомобили, при условии, что газ будет в два раза дороже, чем в России, где мы сможем продать эту продукцию? Вот в чем вопрос. Наша продукция на российском рынке становится неконкурентоспособной. Таким образом, эта акция (увеличение цены — ред.) нацелена на уничтожение только что поднявшихся с колен предприятий Беларуси. Зачем это надо российскому руководству?», — негодовал Лукашенко еще в 2004 году.
Уже больше двадцати лет у него в ходу яркая метафора про совместное героическое прошлое в годы Великой Отечественной войны. Мол, «в одних окопах гнили». Впрочем, российские власти к эмоциям партнера остались глухи.
Ни внутренних, ни равнодоходных цен Беларусь не получила. К примеру, глава Федеральной антимонопольной службы РФ Игорь Артемьев в апреле 2016-го на очередную попытку Беларуси заикнуться про «равнодоходность» просто заявил, что предложение зарабатывать на коммерческих поставках союзнику как на поставках собственному населению — «это бред». И газ не может стоить «для бабульки столько же, сколько он стоит в мире».
Апогеем публичного конфликта стал декабрь 2018 года. Тогда Лукашенко на заседании Высшего Евразийского экономического совета в Санкт-Петербурге публично в прямой трансляции атаковал Путина заявлениями о бесчестной цене на российский газ для Минска.
«Я приведу один пример равноправия и равенства нашего союза! Действующий порядок ценообразования на поставляемый в Беларусь газ, тариф, применяемый «Газпромом» на поставку в Беларусь газа из Ямало-Ненецкого округа к нашим границам, составляет почти $3 за тысячу кубометров на 100 км, в то время как внутрироссийский тариф — порядка $1! В три раза меньше!», — негодовал он.
В итоге, продолжил Лукашенко, на границе Смоленской области газ обходится Беларуси почти в 130 долларов, а оптовая цена для потребителей в Смоленской области — 70 долларов.
«К 2025 году мы должны согласовать единые рынки нефти и газа,— парировал Путин.— Что касается сегодняшней ситуации, то важен не тариф, а важна конечная цена газа, в которую включается этот тариф. Для Беларуси это сейчас 129 долларов, в следующем году будет 127 долларов, а для Федеративной Республики Германия — это 250 долларов! В этом преимущество для наших союзников по ЕАЭС! Хотя мы должны стремиться к идентификации тарифов, но для этого нужно время и другой уровень интеграции между нашими странами».
Александр Лукашенко и экс-председатель правления «Газпрома» Рем Вяхирев открывают символический вентиль на газопроводе Ямал-Европа, 1999 год. Фото Виктора Толочко /ИТАР-ТАСС
Прошли годы, и Беларусь уже не раз рапортовала, что цены на газ вот-вот сравняются. И общие энергетические рынки вот-вот создадутся. Периоды надежды сопровождались называнием даже вполне конкретных сроков — в 2020-м, 2022-м, уж точно — в 2025-м.
И вот в начале февраля Дмитрий Крутой, тогда посол Беларуси в России, а ныне — глава Администрации Лукашенко, в эфире «Беларусь 1» рассказал, как обстоят дела сейчас. Крутой отметил, что прошедшее в Санкт-Петербурге заседание Высшего государственного совета стало историческим по уровню принятых решений. В том числе речь о принятых направлениях развития интеграции на 2024-2026 годы.
Посол похвастался, что Минску обещаны очередные отсрочки платежей по долгам на 2025-2026 годы. Потому что важно, «чтобы госдолг не давил на бюджет». За это, конечно, спасибо. Тем более, что позже стало известно, что запланированные расходы на погашение и обслуживание долга составят в 2026 году аж треть от всех расходов государственного бюджета,
Но что же с дедлайном создания единого рынка, о котором Лукашенко договорился еще с Ельциным? Пока прорыва нет. «Для Беларуси сохраняется самая низкая цена на природный газ, которая на сегодняшний момент в 4 раза ниже, допустим, уровня европейских стран. Но она, если переводить в российские рубли, выше уровня российского рынка. Поэтому в основных направлениях зафиксировано, что после 2026 года мы будем продолжать снижение от той точки, о которой договорились президенты, к сближению цены газа именно в российских рублях для создания равных условий, о которых мы всегда говорим», — заявил он.
И только потом, «в течение года после достижения газовых договоренностей у нас заработает объединенный энергетический рынок». «Понятно, что эти два рынка очень тесно увязаны. Фактически программа энергетического рынка и в оптовой части, и в части розничной торговли электроэнергией на сегодняшний момент согласована. Остались только небольшие штрихи. Поэтому газовый и электроэнергетический блок, можно сказать, на сегодняшний день решены», — сказал Крутой.
Ну вы поняли. Минск за эти годы серьезно умерил аппетиты. И снова оказался в одних окопах с Россией. Но получил от этого, кажется, больше проблем, чем прибыли. И от начальных требований Москва отказываться не спешит. Напомним, программа действий России и Беларуси по реализации положений Договора о создании Союзного государства включает 19 пунктов. И кроме объединения энергетических систем там есть много интересного. Это и выравнивание основных макроэкономических показателей, и унификация гражданского законодательства. И определение основ создания собственности Союзного государства. И введение единой денежной единицы.
Кстати, унифицировать налоговое законодательство должны были еще в 2001 году, а Минск дожали через 20 лет. До пункта 14, «обеспечение единого информационного пространства», только-только добрались, договорившись о создании медиахолдинга.
Так что даже без обсуждения единой валюты и Конституции (а когда-то эти вопросы решено было вынести за скобки) недорешенных вопросов осталось множество. И Москве нет смысла уступать союзнику, у которого не осталось рычагов влияния.
Впрочем, еще до «окопов», сделавших зависимость от России тотальной, Минск сам охотно двигался в ловушку. Под слова о необходимости укрепления энергетической безопасности и строптивые выступления.
В частности, впечатленный второй газовой войной Лукашенко в 2007 году кардинально поменял концепцию энергетической безопасности страны. И главная заявленная цель была — именно снижение зависимости в поставках энергоресурсов от России и сокращение доли природного газа в топливном балансе с 80 до 50%. Главный источник диверсификации — ядерное топливо.
На это Минск до 2020 года готов был потратить 31 млрд долларов, в том числе 19 млрд — на создание энергомощностей. И самая главная «жемчужина» концепции — атомная станция мощностью 2 ГВт.
Много чего из того документа так и осталось на бумаге, что-то было реализовано разово. Вроде альтернативных поставок нефти из Азербайджана, Ирана и Венесуэлы (даже долг перед заокеанским другом остался на неприлично большую сумму 1,5 млрд долларов).
А вот АЭС — построили. Хотя поводы для сомнений в ее целесообразности могли возникнуть даже при прочтении той самой концепции энергобезопасности. Там, в частности, прогнозировался незначительный рост потребления энергоресурсов. То есть рост ВВП к 2020 году планировался в 3,2 раза, а увеличение энергопотребления — только в 1,3 раза к 2005-му году.
И в чем тогда смысл инвестировать под 7 млрд долларов в строительство АЭС и инфраструктуру? Замысел был прост и гениален. Благодаря атомной станции Беларусь должна была стать незаменимым региональным экспортером электричества. И этот великий план даже имел некоторые шансы на успех. Но уже с момента выбора места строительства АЭС с экспортными планами все пошло наперекосяк. Решение строить станцию в 50 километрах от Вильнюса очень не обрадовало литовские власти. Так что еще до санкций отношения с ключевым потенциальным покупателем серьезно испортились.
«Я не говорю о АЭС, предлагаете думать еще год, а потом за шесть месяцев до ее запуска начать что-то считать, планировать, куда денете энергию. Ну эта политика не поддается даже осмыслению», — сказал Лукашенко на совещании с правительством в 2018 году.
Фото: пресс-служба Лукашенко
Прошло шесть лет, но проблема лишнего электричества почему-то не рассосалась. Покупать беларускую электроэнергию отказались все соседи, кроме России. России эта электроэнергия тоже не нужна, но пустить соседа на свой оптовый рынок Москва готова. В конце концов, ей, возможно, еще вторую АЭС строить.
Как мы писали ранее, два блока БелАЭС производят 18 миллиардов киловаттчасов электроэнергии. Беларусь потребляет 42 миллиарда. И хотя власти упирают на то, что передовое атомное электричество позволяет заменить электричество произведенное отсталыми методами, экономическая выгода не очевидна.
Беларуское Минэнерго говорит, что запуск АЭС уже позволил сэкономить 9,3 миллиарда кубов российского газа. Потребление газа в 2023 году в Беларуси действительно упало до 17 млрд кубов с 18,7 млрд в 2022-м. Или с 21 млрд кубов — в 2006 году.
Но и 7 миллиардов долларов — сумма серьезная, и кому-то нужно будет заплатить. Цены на электроэнергию в Беларуси стабильно растут. С 2020 и до конца прошлого года тарифы на электроэнергию выросли больше чем на 20 процентов. С начала этого года они выросли в среднем на 3 процента. Хотя цены на российский газ все это время не менялись.
Но несмотря на все проблемы, Лукашенко постоянно муссирует вопрос строительства второй АЭС. «Сегодня я аккуратно подвожу вас к тому, что неплохо было бы и вторую атомную станцию иметь в стране. Это очень-очень выгодно», — заверяет он. На стадии освоения средств — безусловно, уточним мы. Но проблема всех самых замечательных российских кредитов в том, что их раньше или позже приходится начинать отдавать.
Двадцать лет назад Лукашенко бурно возмущался российской несговорчивостью в ценах на энергоресурсы. И раскрывал коварные планы Москвы: «Трубы газовые хотят отдать Миллеру, электрические сети — Чубайсу, нефтепроводы — российской «Транснефти», нефтеперерабатывающие заводы — российским нефтяным компаниям, железные дороги — ОАО «Российские железные дороги» и так далее. Отдай и все. И при том за бесценок, а то и бесплатно. Я уже говорил: это все выше моих сил, на это я пойти не могу. За это рано или поздно спросят».
Но трубы Миллеру отдать пришлось. Как и 42,58% акций Мозырского НПЗ. Поставки газа по газопроводу «Ямал-Европа» с марта 2022 года прекращены. Из-за санкций перекрыли транзит и по северной ветке нефтепровода «Дружба». Кредит за АЭС уже пора отдавать, и об отсрочке уплаты долга пока не сообщалось. При этом Россия так и остается единственным поставщиком в Беларусь нефти, газа, ядерного топлива. И единственным покупателем электроэнергии.
А былые успехи нефтяного схематоза остались в далеком прошлом. Как и времена, когда Лукашенко мог демонстративно не подписать Таможенный кодекс, добиваясь уступок от Москвы. Зависимость от России стала тотальной. И условия в этой игре теперь диктует не Минск.
