Десять месяцев моего сидения в СИЗО и девять — в его расширенном и улучшенном варианте, Минске времен массовых репрессий, заставляют иначе взглянуть на новостную повестку. Хайп, кринж, кликбейт — пустая суета перед трагедией Бучи, драмой Кара-Мурзы, перед поломанными судьбами тысяч беларуских политзаключенных.
Два года участия в спектакле, где и абсурд, и беспомощность, и безрезультатные поиски смысла, в которых не помогает никакой концлагерный опыт Франкла или страдания узников у Ремарка. Уровень абсурда — как в беккетовском «В ожидании Годо». Если Годо не придет завтра, пора начинать искать веревку. Или нет. Или не завтра. И вообще кто такой Годо?
В стране уже три года идет игра, где одни — пешки на доске и далее в отбое, другие — рисковые и неразборчивые игроки, готовые жертвовать своими (и чужими) фигурами. Третьи — зрители. Кто-то внимательный и переживающий, а кто-то — давно устал и готов переключить канал и перевернуть страницу. Что? Еще играют? Мне надоело, пусть заканчивают, я уже потерял нить, интригу и задор.
Но почему игра? Может, все серьезно и речь реально идет о борьбе с террористами, экстремистами и другими заговорщиками? Символ веры беларуского вертикальщика прописан в лучших богословских традициях. Там и верховное божество вне критики и логики, и союзнические мантры, и уникальная беларуская экономическая модель, которая зависла в чистилище и нет ей ни роста, ни покоя. А еще надо поверить в террористов, экстремистов, козни «беглых», заговор и план Даллеса. И рядовые сектанты, кажется, реально верят.
А вот спросите, верит ли в белорусских террористов губернатор Приморского края России Олег Кожемяко. Вряд ли. За одним из них, Софьей Сапегой, он приехал в колонию и лично забрал домой гражданку России, обвиненную братской страной во всех смертных грехах и осужденную на шесть лет колонии. Прям посреди постановки вышел на сцену и увел за руку. Не ветерана неназываемой войны, не мать-героиню, не комбайнера-тысячника — белорусскую «террористку-уголовницу».
«Нацики, не нацики — это вопрос философский», — как-то дипломатично прошелся Лукашенко по украинскому вопросу. С террористами и экстремистами примерно так же. В СИЗО большинство политических — на профилактическом учете. И администрация, и нормальные уголовники ироничны и снисходительны к растерянным новичкам, выглядящим инопланетянами в обшарпанных стенах Володарки.
— На профучете состоишь? — суровый воспитатель вполуха выслушивает рапорта обвиняемых в убийствах и распространении наркотиков и переключается на опасную гражданку, певшую не ту песню не в то время.
— Состою!
— Так надо отвечать, на каком!
— Экстремист я! — споткнувшись на дурацкой формулировке выдает преступница самого невинного вида.
— Ну какой из тебя нах…й экстремист??? Говорить надо «на профучете состою как склонная к экстремистской и иной деструктивной деятельности»!
Роли учатся быстро, пара недель — и ты уже опытный сиделец, бодро рапортующий статьи, не забывающий про руки за спиной и подбирающийся к навыку высшего пилотажа вроде дежурства при шмоне (чтоб и грамотно сдать запрещенку, и важное в хозяйстве не дать отжать).
Но пьеса затягивается, и через 5-7 месяцев вместо хренового пионерского лагеря с его побудками, ледяной водой, несъедобной едой и прогулками строем ты находишь себя погружающимся в бесконечную мрачную воронку страданий, где бытовые неурядицы просто перестают замечаться, где рушатся надежды и семьи, где без тебя растут дети и умирают родители, где рассыпается здоровье, устают, уезжают, растворяются в своей жизни и своих проблемах друзья и коллеги.
— Как там ваши? Их давно выпустили? — интересуются искренне сочувствующие.
— Их вообще не выпустили.
Но мир живет дальше. У него новые драмы и новые узники. Разве что возмущенный пост о том, что Маша Колесникова сидит уже год, собирает пару сотен лайков. А тебя бомбит от того, что сидит она уже не год, а два, и ни пишущий, ни сочувствующие этого даже не заметили. Да и какая разница.
А разница безумная, страшная, ее остро и болезненно чувствуют и сидельцы, и их ближайший круг, живущий передачами, посылками, редкими звонками (только не пропустить!!!), еще более редкими свиданиями и надеждой. Надеждой дожить, дождаться, увидеться, обнять. И получится уже не у всех.
Переговоры по политзаключенным идут иногда и вяло, тема сидельцев так и норовит выпасть из повестки, выпихиваемая войной, ядерным оружием, бесконечной чередой бульбосрачей. Сидите спокойно, мол, не до вас сейчас. Медленная смерть не кинематографична, непубликабельна и не кликабельна. Но вы, дорогие сидельцы, не огорчайтесь, за вас обещают отомстить. Потом. Когда-нибудь.
Что может сделать власть — очевидно. Не будем предлагать красивый казахстанский сценарий, где через девять месяцев после массовых беспорядков января 2022 года их участники были амнистированы.
Давайте никарагуанский, где пару сотен политзаключенных погрузили в самолет и отправили в США. Грузите людей в товарный состав и вывозите на границу. Решение сиделец принимает прямо там — особо упрямые могут вернуться досиживать. В Никарагуа таких, кажется, было 2 из более чем 200.
Решение можно красиво приурочить, к примеру, к 3 июля (мол, в День независимости я решил освободить Родину от лишних людей и лишних расходов — это можно продать пропаганде как большую победу и беспримерную личную мудрость). Или к Дню народного единства в сентябре (мол, они мешали единению, теперь нам ничего не мешает, иди сюда, дорогой народ, вождь тебя любит).
В общем, продать электорату белорусский вариант «философского парохода» можно легко и дорого. Мировая общественность тоже будет довольна, глядишь, и санкцию какую если не снимут, то не введут.
Протестный потенциал внутри страны прихлопнут надежно, его ни из-за решетки, ни из Варшавы или Вильнюса сейчас не раскачают ни пушкинист-заговорщик, ни опальный банкир, ни обидевшая белорусский паспорт флейтистка.
Ультрапатриоты и силовики пока не на столько от рук отбились, чтоб вождю перечить. А освобожденные люди власти на пользу пойдут при любом сценарии — построите вы Северную Корею или попадете под трибунал — такой шаг как минимум не повредит. А то и спасет — то ли душу бессмертную, то ли тело бренное.
Аминь. Или, как говорят лучшие госпропагандисты: поступи по совести.