Фото: www.facebook.com/tatsiana.khomich.kalesnikava
В Беларуси любят тестировать все новые и новые виды пыток. Особенно в отношении тех, кто уже сидит в тюрьме. За последний год мы все узнали еще об одной – инкоммуникадо. Связи со многими политзаключенными нет уже больше года. И никто – ни родные, ни адвокаты, ни общественность – не знают, где эти люди и что с ними сейчас происходит.
На днях исполнился ровно год, как ничего не известно о Марии Колесниковой и Николае Статкевиче. Последний раз Колесникову видел адвокат, это было 2 февраля 2023 года. Последнее письмо от нее пришло 12 февраля. После этого – тишина. От Статкевича письма супруге тоже не идут год. Также почти год никто не знает, где Виктор Бабарико, Максим Знак, Игорь Лосик и другие политзаключенные.
В сталинские времена приговор «10 лет без права переписки» подразумевал под собой расстрел. Такой формулировки в Уголовном кодексе не было, и такой приговор в действительности никогда не существовал. Формулировку придумали в НКВД. Так чекисты хотели скрыть внесудебные казни во времена Большого террора, когда люди были осуждены «тройками» и расстреляны.
«Осужден на десять лет исправительно-трудовых лагерей без права переписки и передач», – так сотрудникам НКВД предписывалось отвечать на запросы родственников о судьбе человека, который на самом деле был уже расстрелян. Причем только устно – давать ответы в письменном виде запрещалось.
Повторять «лучшие практики чекистов» спустя более полувека в Беларуси, видимо, не просто не зазорно, а считается честью. Беларуские правозащитники, родственники осужденных год обращались к властям с требованием показать их родных и к международной общественности – с просьбой повлиять на Минск. Но реакции на это не было никакой.
Цель власти в инкоммуникадо политических заключенных понятна – чем меньше все знают об улыбающейся в заключении Колесниковой, несломленном в ШИЗО Статкевиче, тем лучше. К слову, режим быстро учится на собственных, как он считает, ошибках. Совершенно очевидно, что показать Колесникову, которая была в критическом состоянии, перенесла операцию, лежит на койке и улыбается, режим постфактум посчитал излишним. Ведь что увидели люди? Несломленную Машу. Нужно ли это режиму? Ни в коем случае. Он от этого шатается.
После этого «либеральный ручеек» иссяк. О том, что Виктор Бабарико оказался в больнице, его близкие узнали случайно, информацию об этом более полугода собирали по крупицам. И стало совершенно очевидно, что показывать, сообщать о состоянии здоровья, «предъявлять общественности» власти больше никого не будут. Используя новые пытки, режим чувствует себя более безопасно и цементирует свою стабильность.
— Инкоммуникадо — это фактически разновидность пыток, когда человеку причиняют вред не физически, а больше морально, пытаются «сломать», когда у человека возникает страх, — прокомментировал Plan B. ситуацию с инкоммуникадо лишенный лицензии беларуский адвокат. — Мне кажется, цель силовиков не в том, чтобы об известных политических заключенных забыли за пределами колонии, а в том, чтобы заключенные понимали, что их не спасут, никто не узнает, что с ними сделают правоохранительные органы, что «тормозов нет».
По словам юриста, очевидно, что в состоянии инкоммуникадо политические заключенные попадают не случайно, это не единичный опыт какой-то конкретной колонии, не прихоть местного «менеджера среднего звена» или начальника исправительного учреждения.
— Это целенаправленная, системная деятельность силовиков с февраля 2023 года, это государственная политика к определенной социальной группе, это практики, которые обязательны для исполнения в любой колонии. Поэтому и нет юридического выхода из этого политического решения. Это давно уже не про право, не про законы, а про безграничную власть как в широком смысле, так и власть конкретного исполнителя на месте. Ну, и события марта 2023 года, когда был адвокатский «хапун» и были достаточно массово задержаны адвокаты, не добавляет желания у коллег посещать политических заключенных в колониях и тюрьмах. Большинство адвокатов просто отказываются заключать договор с родственниками политических заключенных, — говорит юрист.
Беларуским законодательством гарантируется право любого лица, находящегося под стражей или отбывающего наказание в исправительной колонии, на переписку, на свидание с родственниками, на посещение адвокатом.
— Да, возможна цензура корреспонденции лица, содержащегося под стражей. Также следователь может и не дать разрешение на свидание, очередного свидания могут лишить осужденного в качестве меры взыскания, могут поместить в ШИЗО, отправить в ПКТ. Все эти ограничения прав человека должны иметь законную процедуру. В СИЗО достаточно сложно создать состояние инкоммуникадо политическому заключенному (за исключением, конечно же, СИЗО КГБ). В колонии сделать это очень просто. Просто не высылать исходящие письма, не давать свиданий и не давать возможности посетить адвокату.
Юрист подчеркивает, что сейчас в Беларуси нет возможности обжаловать незаконные действия силовиков, нет возможности изменить ситуацию, не работают механизмы контроля за местами содержания под стражей, исправительными учреждениями.
— Прокуратура, ДИН, суды абсолютно бесполезны в такой ситуации. Кстати, если говорить о международном опыте, за последние десятилетия на международном уровне зафиксировано заключение инкоммуникадо в местах несвободы только в таких странах как Ливия, Непал и в Украине — после 2014 года на территории так называемых «ДНР» и «ЛНР», — говорит юрист.
